СОБОЛЬ

В настоящее время область его распространения ограничена. Постоянное преследование загнало его в самые густые горные леса Северо-Восточной Азии. Соболь не пренебрегает рыбой. Говорят, что очень любит мед диких пчел. Кедровые орехи ест охотно.

Сибирские охотники утверждают, что соболь иногда спаривается с куницей и что от этого скрещивания происходят так называемые «кидусы». Кидус имеет шерсть, как у соболя, но под горлом желтое пятно и хвост у него длиннее соболиного. Шкурка его дороже куньей, но дешевле соболиной.

Охота на соболя и ловля их составляют для многих коренных жителей Восточной Сибири главное занятие. Охота на соболя производится с начала октября до середины ноября или начала декабря. Охотники собираются в определенных местах небольшими группами и устраивают себе в лесу шалаши или землянки. Ставят различного рода силки и ловушки, идут по следам соболя на лыжах, окружают его логовище сетями и убивают из винтовок.

В гористых местностях на юге озера Байкал охоту на соболя начинают еще в конце сентября, так как здесь, на высотах, у соболя раньше появляется зимняя шерсть. В холодное время года соболь неохотно идет в воду и переходит ручьи по поваленным через них деревьям. В середине этих деревьев охотники устраивают небольшие деревянные ворота и вешают на них волосяные силки, которые прикрепляются посредством волосяных бечевок к большим камням.

ОХОТА И ПРОМЫСЕЛ СОБОЛЯ

А. А. Черкасов. «Записки охотника Восточной Сибири»

Кто не знает соболя, кто не видал его красивого, темного пушистого меха, который ценится теперь дороже, чем на вес золота, и бесспорно составляет в настоящее время самую драгоценную мягкую рухлядь.

Тем не менее весьма ошибочно предполагать важное значение соболиного промысла. Стоимость собольей шкурки возрастает с каждым десятилетием, она громадна относительно величины животного, но, как всякий предмет роскоши, соболь далеко не играет такой видной роли, какой бы следовало ожидать. В итоге промысел этого редкого зверька дает сравнительно ничтожную сумму, занимает, как мы увидим, одно из последних мест и далеко не может идти в сравнение, например, с беличьим промыслом. Оно и понятно: здесь — только тысячи, там — миллионы, и количество берет верх над качеством.

Для нас соболь имеет высокий интерес совершенно в другом отношении. Соболь важен, по крайней мере в настоящее время, далеко не с точки зрения доставляемых им выгод, но как чисто русский зверь, который составляет исключительную принадлежность нашего обширного отечества и некогда играл самую видную роль в колонизации Северной Азии. Не жажда золота и приключений руководила храбрыми завоевателями Сибири, как это мы видим в Америке, а обилие пушного зверя, среди которых первое место бесспорно принадлежало тогда соболю. От дружины Ермака до неустрашимого Хабарова «со товарищи» — все завоеватели и колонизаторы далекой Сибири стремились все далее и далее на восток, привлекаемые дорогими собольими мехами, не имевшими там почти никакой ценности. Еще в XVI столетии дикари Биармии платили за топор столько соболей, сколько пролезало их в проушину, кочевые племена Сибири носили не только собольи шубы, но употребляли их на подошву лыж; даже при Стеллере камчадалы давали за железный котел соболей, сколько в него входило, а за нож — 6 соболей, да при этом еще смеялись над легкомыслием продавцов. С соболем соперничал только мех черно-бурой лисицы, речного, а затем, в прошедшем столетии, мех морского бобра; но эти меха и тогда по своему количеству имели относительно второстепенное значение.

Теснимый наплывом русского населения, соболь мало-помалу удалялся к востоку, из низменных лесов переходил в коренное обиталище свое — горную тайгу; более надежное ружье постепенно вытесняло лук и ловушки коренных обитателей Сибири; все быстрее и быстрее уменьшалась область распространения драгоценного зверька; во многих местностях он уже неизвестен и по названию, и недалеко то время, когда соболь совершенно исчезнет из Западной Сибири, как исчез с северо-востока России, и сделается исключительным достоянием наиболее недоступных гор Северной Азии.

Но мы не станем, однако, касаться исторического значения соболя, только упомянем о прежней и настоящей торговле собольими мехами, хотя и то и другое может быть превосходной темой для исследования, и займемся этим животным, главным образом, с естественно-исторической точки зрения. Из всей семьи хорьковых соболь — вид самый замечательный и по своему географическому распространению, как зверь наиболее истребляемый, и по отношению к ближайшим видам, отношению, которое необходимо вытекает из его изучения.

Эти-то причины в связи с тем, по-видимому, весьма странным обстоятельством, что до сих пор нет ни одной статьи, специально посвященной соболю, и побудили собрать почти весь отрывочный, но, тем не менее, огромный материал, разобрать его критически, дополнить своими собственными наблюдениями и расспросами и составить возможно полную картину образа жизни соболя и промысла за этим животным.

Как известно, соболь принадлежит к многочисленному семейству хищников — семейству куньих, представители которого, несмотря на свою незначительную, даже малую величину, занимают весьма важное место в экономике человека. Начиная от крошечных горностая и ласки и кончая морским бобром (калан), все хорьковые в большей или меньшей степени замечательны своим густым, красивым, теплым и прочным мехом, почему шкурки всех животных, принадлежащих к этому семейству, с давних времен служили предметом весьма значительной торговли.

Здесь мы рассмотрим только один род — род куниц, к которому относятся, кроме названных, еще некоторые другие, преимущественно южноазиатские виды. Все они отличаются от хорьков главным образом меньшим количеством зубов, более удлиненною мордою и более пушистым хвостом. Кроме того, все куницы гораздо лучше лазают по деревьям, а наша обыкновенная куница (Mustela Martes), можно даже сказать, постоянно живет на деревьях.

Три вида куньих (куница, соболь и белодушка) имеют почти одинаковую величину и вообще представляют весьма значительное сходство. Точно так же нередко довольно трудно отличить куницу от белодушки. Но соболь, куница и белодушка различаются формой тела, цветом шерсти и образом жизни, хотя нельзя не заметить, что соболь, несмотря на то что по образу жизни приближается более к белодушке, по своим формам, своему общему внешнему облику стоит уже гораздо далее от нее, чем от куницы.

Вот главные признаки, отличающие эти три вида. Остальные признаки при всей своей наглядности уже не имеют такого значения. Так, у соболя усы короче, чем у куницы, уши короче, более отодвинуты назад и угловатее, хвост менее пушист, что зависит от того, что волосы на нем прилегают плотнее; подошва ног опущена. Напротив, у куницы и белодушки усы доходят до заднего края ушей; подошва ног, особенно у белодушки, с очень большими голыми мозолями. Лесная куница, кроме того, имеет весьма пушистый хвост, который едва ли не помогает ее прыжкам на деревьях.

Также отличны между собою соболь и обе куницы по цвету и качеству своего меха. Несмотря на крайнее разнообразие оттенков, у типичного соболя туловище покрыто темно-бурою шерстью с примесью отдельных белых волосков, хвост темнее, лапы несколько красновато-буры, а бока головы, шея, отчасти вся голова, также горло отличаются более светлым цветом, так что животное издали имеет как бы беловатую голову и беловатое или буровато-желтое горло. Верхняя часть рыла несколько темнее, но даже затылок светлее туловища. Нередко, впрочем, вместо горлового пятна находятся неправильные беловатые, желтоватые и буровато-желтые пятна, однако очень яркие только у свежеубитых экземпляров. Подпушь у соболя темнее, чем у куницы, и большей частью у основания светло-буровато-серая, а на вершине — бурая. Куница никогда не имеет такой темной, густой и нежной глянцевитой шерсти, как соболь.

Еще менее красива серо-бурая шерсть куницы-белодушки, названной так по белому цвету горлового пятна, кончающегося почти всегда 4—5 короткими выступами; подпушь у нее также беловатая.

Сказанного совершенно достаточно для того, чтобы считать все три вида вполне обособившимися, даже не принимая в расчет различий в местообитании и образе жизни: соболь живет в хвойных лесах, но исключительно на земле; куница чаще встречается в чернолесье и живет преимущественно на деревьях; белодушка водится часто поблизости жилья, даже в самых строениях, вообще же в камнях и на открытой местности, очень редко в лесах.

Самые лучшие соболя в мире водятся, однако, в разветвлениях Яблонового и Станового хребтов и известны под общим названием якутских, так как Якутск служит главным центром их сбыта. Олекминские и нерчинские, затем дзейские, удские, алданские и учурские имеют, бесспорно, самый темный и блестящий мех, самую длинную и тонкую шерсть с темно-голубоватым отливом и притом самый маленький рост. Отсюда к западу, северу, северо-востоку и юго-востоку рост соболя увеличивается, но вместе с тем увеличивается и толщина волос и постепенно светлеет цвет шерсти.

На этом громадном пространстве мы встречаем множество второстепенных вариететов, хорошо известных мехоторговцам, которые легко отличают их один от другого. Несмотря на это разнообразие, все-таки легко указать на главную причину изменчивости этого животного — климат, в связи с большею или меньшею гористостью данной местности. Здесь совершенно оправдывается одно из основных положений Миддендорфа, что чем низменнее местность, тем зверь имеет больший рост и более светлую шерсть; чем севернее, чем далее в глубь материка, чем в то же время выше в горах водится он — тем сильнее блеск его шкуры. Еще Крашенинников делает замечание, что самые лучшие соболи живут у истока рек.

В одной и той же местности могут водиться соболи с весьма различным цветом шерсти. Здесь можно встретить всевозможные оттенки, начиная от почти совершенно белого или пегого соболя (var. maculata Brandt) до пепельно-серого и ржаво-желтого или буро-желтого цвета (var. ochracea и fusco-flavescens Brandt). Первые — самые редкие.

Соболь еще не так давно водился почти на всем северо-востоке России. Строго говоря, первоначальная область распространения соболя в течение исторического периода уменьшилась лишь в незначительной степени. Это обстоятельство прямо указывает на трудность полного истребления этого зверька: несмотря на все преследования, он, наверное, еще долго не исчезнет с лица земи, подобно некоторым другим животным. За это ручается его незначительная величина, осторожность и хитрость, его часто недоступные убежища в дремучих, непроходимых лесах.

Название «соболь» — вовсе не русское, всего вероятнее, чудского происхождения. И теперь оно употребляется у мордвы и, по-видимому, у татар. Это одно уже может служить доказательством, что это животное никогда не встречалось в Средней и Западной России. Однако есть некоторые указания, что соболь водился некогда и в Литве. Так, по свидетельству Ржачинского, они встречались здесь еще в XVI столетии и в 1548 году был пойман даже один белый, но это местонахождение все-таки крайне сомнительно, и мы увидим впоследствии почему. Гораздо вероятнее, что соболи некогда водились в Северо-Западной России и Финляндии. Еще Георги считал западной границей его распространения Колу, что подтверждается свидетельством Вейнгольда, по которому финская подать (меховая дань лапландцев Северной Скандинавии) состояла из собольих мехов. На это, конечно, можно возразить, что промышленники совершают иногда невероятно далекие странствия и нередко получают меха от других соседних племен, но по аналогии нет ничего невероятного в существовании соболя на северо-западе России, хотя бы и в более древние времена.

Вообще, можно принять за правило, что, во-первых, соболь всего чаще встречается в верховьях небольших рек, т. е. почти всегда в горах, в самых недоступных и малопосещаемых лесах; чем отдаленнее последние от хребта, чем, следовательно, доступнее зимой, тем быстрее уменьшается количество этого зверя. Густота населения является тут уже менее важною причиной.

Во-вторых, мы видим, что распространение соболя совпадает с границами сибирской тайги и тесно связано с распространением бурундука, который к тому же служит главною его пищею. Это обстоятельство служит косвенным доказательством того, что соболь навряд ли когда переходил западные пределы бурундука, и это очевидно: если вовсе или почти вовсе не преследуемый зверек не мог распространиться далее к западу и юго-западу, то нет никакого основания думать, чтобы столь сильно преследуемый соболь мог идти гораздо далее первого.

В-третьих, наконец, надо полагать, что на вытеснение соболя громадное влияние имеет замена хвойных лесов лиственными. Это мы видим в Юго-Западной, отчасти Северо-Западной Сибири. Береза заменяет там сосну, здесь ель, вместе с тем соболь постепенно вытесняется куницей, которая, в свою очередь, как в Юго-Западной Сибири, так и в Южной Европе с окончательным исчезновением лесов уступает свое место белодушке.

Судя по всему, местопребывание соболя не всегда одинаково, и в более гористых, вернее, более скалистых, местностях оно несколько отлично от местопребывания его в низменных еловых и кедровых лесах Западной Сибири.

В Восточной Сибири соболь весьма нередко встречается в россыпях, что, по всей вероятности, произошло от усиленного преследования: выкуриваемый дымом из нор, колод, осторожный зверь мало-помалу привык искать убежища в расщелинах скал, в камнях, откуда уже трудно, иногда невозможно, выжить его, затем начал здесь делать свое логово и метать молодых. Вот почему в более населенных местностях гористой Сибири любимое местопребывание его составляют высокие лесистые хребты с утесами и россыпями и верховья небольших горных речек.

В противоположность кунице соболь держится исключительно на земле и редко укрывается в дуплах и беличьих гнездах, столь любимых первою. Обыкновенно он делает свое логово под корнями деревьев, в норах, вырытых бурундуками, под выворотками и всего чаще в колодах. К колодам он имеет даже какое-то особенное пристрастие, на котором и основан один из способов его ловли. Нор соболь не делает, да и навряд ли может делать, а потому занимает всегда готовые и только несколько расширяет их. Самое же логово состоит из прутьев, моху, трав и перьев.

Летом соболя почти вовсе не видно — он держится в недоступных лесах, в непроходимом валежнике вековых лесов, куда незачем идти и сибирскому инородцу. В это время он совершенно безопасен от преследования: собака скоро теряет его след в сырой траве или мху. Но и тогда он не уходит очень далеко от речек, у берегов которых в горных местностях сосредоточивается главная масса животного населения тайги. Впрочем, и зимой редко когда удается видеть соболя: он редко когда выйдет на открытое местечко, а всегда держится у самых деревьев, в хворосте, валежнике, под искарями, таится в густом лапнике вывороченных елей. Притом это, в сущности, ночной зверь: середь дня он почти всегда лежит в норе и обыкновенно выходит на добычу только поздним вечером.

Весьма странно, однако, что в последнее время соболь начинает менять свой ночной образ жизни на дневной. В большинстве случаев промышленники отличают соболяночника и соболя-дневника; у первого в одной и той же местности шерсть всегда темнее, чем у последнего, и днем он никогда не выходит. Уменьшение количества ночников объясняется очень просто: соболь-ночник, наследив перед рассветом, прячется в свое логово и гораздо скорее отыскивается собакой, чаще выкуривается оттуда дымом, и попадает в тенета, нежели соболь, бегающий в то время, когда его преследует охотник со своими собаками. Последнего еще недостаточно выследить — его надо еще догнать, а это, как мы увидим, вовсе не так легко. Таким образом, дневник имеет более преимуществ, чем ночник, представляющий к тому и более ценную добычу. Отсюда нетрудно прийти к тому заключению, что, быть может, со временем ночники сделаются такою же редкостью, какою были прежде дневники.

Соболь ходит чисто. Как бы ни был глубок снег, он никогда не черкнет, разве только подстреленный, и задними ногами всегда самым аккуратнейшим образом ставит в следы передних, ноготь в ноготь. След его весьма сходен с куньим и также следом колонка — сибирского хорька (который, заметим кстати, заменяет в Сибири нашего хоря и играет там такую же роль, как и соболь по отношению к кунице), только немного побольше и покруглее и имеет не такие ясные очертания, что происходит от длинных волос на пальцах. От колонка соболь отличается также и тем, что скачет правой ногой вперед, т.е. справа, а не слева, как первый. Знатоки умеют отличать даже след самца от самки: у последней он, как у большинства зверей, несколько уже и тоньше. Да и сама самка заметно менее ростом муженька, так что уже осенью опытный зверовщик сразу отличает между убитыми однопометниками молодых самцов от соболих. К

ак уже было замечено, соболь бегает больше на земле и, понятно, здесь же и отыскивает себе пищу. На деревьях он далеко уже не имеет проворства куницы, что, впрочем, нетрудно заключить при самом поверхностном сравнении обоих зверьков: куница сложена гораздо легче и стройнее и вполне приспособлена к жизни на деревьях; соболь, напротив, заметно тяжелее и вместе сильнее, и хотя нередко залезает на самую верхушку деревьев, но не имеет здесь ловкости куницы и свою добычу ест постоянно на земле. Между тем как след куницы скоро заканчивается у дерева и ее приходится искать верхним следом, т. е. по тем углублениям, которые оставляются снегом, свалившимся с сучьев во время бегства зверя, можно идти собольим следом на много, чуть не десятки верст. Соболь никогда не остается подолгу на деревьях, хотя опять-таки есть основание предполагать, что в тех местностях, где его сильно преследуют и где, однако, нет россыпей, он чаще залезает на деревья и там же ищет себе спасения. В минуту опасности случается, что он зарывается в рыхлый снег и, пройдя под ним метров 40—60, снова выходит на поверхность. Куница же этого никогда не делает, и этим обычаем соболь приближается к ласке и горностаю.

Но, уступая в искусстве лазанья кунице, соболь имеет и многие преимущества перед последней. Движения его на земле весьма быстры, так что не всякая собака может его настигнуть, тем более что он всегда норовит залезть в самую непроглядную трущобу. Чутье и слух у соболя также более развиты, и он вообще осторожнее куницы. Почуяв или заслышав собаку, соболь почти всегда бросается наутек, так что его редко можно застать врасплох и застрелить, не употребив на его выслеживание многих часов, даже дней. Притом он всегда держится у самых деревьев, у корней, в буреломе и почти не выходит на открытые места и лужайки, разве ночью или на рассвете. Зато, кроме человека и собаки, у соболя навряд ли найдутся какие-либо другие враги: он не боится никакого зверя и, настигнутый собакой, никогда не сдается без упорного боя, вцепляется в морду зубами и, злобно уркая, жестоко царапается когтями.

Соболь весьма чувствителен к переменам погоды: заслышав пургу, он уже накануне забивается в свое гайно и неподвижно, выжидая вёдра, лежит там. Вообще в дождь, снег или сильный ветер и сильные морозы он никуда не выходит; даже ручной соболь перед ненастьем делается скучным и сонливым. Зимой он гуляет почти только в хорошую погоду и всего больше бегает по свежей пороше; в ясные зимние дни нередко влезает на деревья и любит тогда погреться на солнышке, неподвижно растянувшись на сучке. В самые жестокие, рождественские и крещенские, морозы соболь, например в Богословском округе, сидит в своем логове по 10—15 дней подряд, запасая на это время бурундуков, белок, ронж, кедровок, и выходит оттуда только для испражнения. На этот счет он очень чистоплотен и всегда гадит в одном месте. Никем не тревожимый, соболь редко уходит далеко от своего логова и промышляет себе пищу поблизости от него. Только осенью, привлекаемый изобилием ягод и птицы, которая по той же причине спускается с гор, он покидает глухие таежные места и выходит к берегам рек и в лога.

Пища соболя весьма разнообразна и изменяется в зависимости от времени года, но в этом отношении он почти не отличается от куницы, и немногие особенности зависят здесь как от географического распространения соболя, так от его образа жизни на земле. Все-таки он, по-видимому, чаще куницы питается растительными веществами — семенами и ягодами, и белка вовсе не составляет главную его пищу, подобно тому как это замечается относительно куницы, которая даже не может встречаться там, где мало последних. Соболь ищет свой корм больше на земле, нежели на деревьях, где уже уступает кунице, ловит белок больше на гнездах — на ночлеге, и распространение его и обилие вовсе не зависят от белки.

Сравнив все многочисленные источники и проверив их собственными расспросами, необходимо прийти к заключению, что главную пищу нашего зверька составляют летом мелкие звери — бурундуки, мыши и т. п., яйца птиц, частию самые птицы, осенью — ягоды, кедровые орехи, а зимой — исключительно птицы, именно рябчики, тетерева, глухари, а на севере — белые куропатки. Но он, разумеется, не дает спуску и всякой другой слабейшей его твари, преследует даже горностаев, тем более что он крайне редко, за исключением особенно лакомого для него рябчика, употребляет в пищу уже мертвое животное. Соболь легко справляется даже с зайцем, которого выслеживает, подобно кунице, или же подстерегает зимой на тропе, и вдруг, одним прыжком, иногда на аршин от земли, смело бросается на него, вцепляется когтями, перегрызает горло и начинает пожирать его, как и всегда, с грудных мышц. Если заяц и редко делается его добычей, то только потому, что весьма малочислен в глухой сибирской тайге и встречается исключительно поблизости от жилья, в широких речных долинах. Напротив, бурундук, этот красивый полосатый зверек, напоминающий отчасти крысу, частию белку, встречается в тех же местностях, где живет этот главный его враг, не дающий ему спуску ни на земле, ни на деревьях (куда, впрочем, бурундук не забирается очень высоко) и даже преследует в самой норе. Бурундук бесспорно играет для соболя такую же роль, какую занимает белка в отношении куницы.

Вообще из мелких зверьков мелкие грызуны, особенно полевки, столь многочисленные и разнообразные в Сибири, составляют главную пищу соболя. Насекомоядных он вовсе не ест, хотя, подобно кунице, изредка и давит землероек. Мышей и полевок соболь ловит, конечно, на земле, где в проворстве не сравнится с ним ни один мелкий хищник; реже подстерегает их у норы, подобно кошке, или добывает под снегом, как горностай и ласка, еще реже выкапывает из нор, и то если они очень неглубоки.

В конце лета соболь, как уже было сказано, спускается с гор в лога и долины рек. Сюда влечет его множество ягод, вместе с тем изобилие мелких зверьков и птицы. Ягоды положительно составляют для него еще большее лакомство, нежели для куницы. Особенно любит он рябину, бруснику, голубику, землянику и малину; но там, где много ягод, эта растительная пища оказывает весьма вредное влияние на качество шерсти соболя: он сильно жиреет от них, волос на нем становится реже. Потому урожай рябины весьма убыточен промышленникам в Камчатке, которым иногда приходится ждать половины зимы, пока не отрастет новая шерсть и мех сделается мало-мальски сносным. То же самое замечается и при урожае кедровых орехов, до которых соболь тоже большой охотник и так же, как и ягоды рябины, подбирает на земле, хотя нередко сбивает и с самой верхушки дерева.

Но зимою, частично осенью, соболь тем не менее истребляет еще большее количество птицы, чем куница, и боровая птица имеет в нем самого главного врага. Он не дает пощады как мелкой пташке, так и кедровке, ронже, рябчику, тетереву, белой куропатке, даже глухарю. Неслышными прыжками с кошачьей осторожностью подкрадывается он к спящей птице или (летом) сидящей на яйцах, руководимый всего более своим тонким чутьем, но также зрением и тонким слухом, в одно мгновение бросается на свою жертву и редко когда промахивается. На свежих следах соболя, как по-писаному, читаются все его уловки и тонкие маневры. Вот он зачастил и подкрадывается шажком, затем вдруг делает прыжок чуть не в два метра, и многочисленные ямки, взрытый снег и выщипанные перья показывают, что соболь подкрадывался к целой тетеревиной стае, зарывшейся в снег на ночевку, и не упустил своей добычи. Бывают, конечно, промахи, но редко, тем более что ему достаточно лишь уцепиться хотя бы за хвост: ничего, если косач, чаще, впрочем, глухарь, подымет его на воздух,— он все-таки не выпустит своей жертвы, задавит ее на воздухе и упадет с нею в снег без вреда для себя. Но с сильным глухарем случаются, однако, и более продолжительные воздушные путешествия соболя.

Соболь ловит птицу больше на земле. Здесь ему удается подкрасться даже и к неспящей птице, к птице, сидящей на яйцах, что на деревьях для него почти невозможно. Вот почему все породы тетеревов в обширном смысле всего чаще достаются ему в добычу. Всего охотнее ловит он рябчиков, самых многочисленных пернатых обитателей сибирской тайги, где он почти и не знает других врагов.

Есть еще другая причина, почему соболь зимою держится почти всегда на земле и гораздо реже, нежели летом, залезает на деревья. Едва минуют жестокие январские морозы, которые заставляют соболей укрыться в свои логова, самцы начинают отыскивать самок — соболи бегаются, как выражаются зверовщики, что уже само по себе показывает, что соболи в это время не бывают на деревьях подобно куницам, которые, как известно, во время течки постоянно держатся на деревьях.

Обыкновенно течка соболей начинается в феврале, но иногда, смотря по широте и абсолютной высоте местности, в конце января или в начале марта: вообще на севере и в горах позже, чем в более южных странах и в низменных лесах. Там, где соболей мало, в феврале они уже встречаются парочками, так что промышленники, найдя одного, знают, что следует искать поблизости и дружку убитого. Но где еще довольно соболих, там обыкновенно с одной самкой бегается два, даже три самца, причем между последними происходят жестокие драки, в результате которых самка достается сильнейшему и вместе с ним сживается. Самое название «гоньба, беганье» дано тут весьма метко: самка с самцом во время течки постоянно бегают взад и вперед по одной тропе, что зависит больше от глубоких и рыхлых февральских снегов. На этом обыкновении соболя и основана ловля его капканами в некоторых местностях Западной Сибири.

Гоньба эта продолжается недели 3—4. Исхудалые самцы все чаще и чаще оставляют свою подругу, все с меньшею и меньшею горячностью преследуют ее и уже не упускают случая поживиться мышью, токующим тетеревом или бурундуком, который к марту уже выходит погреться на солнышке. Первое же время самцам вовсе не до еды, чего нельзя сказать о соболихе, которая в конце зимы всегда заметно сытее самца. Наконец, оба окончательно расстаются: между соболями не замечается постоянного сожительства, и весной самцы встречаются уже отдельно от самок. Первые дни после разлуки те и другие спешат наверстать потраченные силы и не дают спуску никакой живой твари, но вскоре снова ложатся в свое гайно и спят там неделю или две, то есть менее продолжительное время, чем перед гоньбой, когда в сильные морозы они лежат в логове две-три недели.

Разойдясь, самец и самка уже не сходятся более до будущей зимы, и то далеко не всегда. Каждый выбирает себе отдельное логово под плитой и камнями, под корнями, в дуплах, иногда в беличьих гнездах, смотря по местности и другим обстоятельствам. Самка выбирает всегда самые уединенные и дикие убежища, и притом в возможно дальнем расстоянии от гнезда своего супруга, который при случае не преминет сожрать хотя бы и своих собственных ребят. Логово самки чаще бывает под плитой или корнями, нежели в дуплах и колодах, и, кроме того, заметно просторнее и комфортабельнее, чем у самца. Последний, впрочем, навряд ли имеет постоянное убежище и весной и летом, если не меняет его очень часто, то, во всяком случае, очень часто отдыхает в первой попавшейся норе бурундука, в первом случившемся дупле, и хотя, по-видимому, придерживается известного более или менее обширного околотка, но далеко не в такой степени, как самка.

В апреле — начале мая, смотря по широте местности, соболиха приносит наконец 2—4-х соболят, редко более. Соболята, как и все хищники, родятся очень слабыми и беспомощными и прозревают только на 14-й день. Но затем они быстро крепнут и скоро начинают есть мышей, птичек — одним словом, всяких мелких животных, каких только принесет им заботливая матка. Остатков этих всегда пропасть в гнезде, и запах от них, а еще более вонь от самих соболят, свойственная всему семейству куниц, слышны привычному носу промышленника за несколько шагов. Собака же чует такую семейную нору на очень большом расстоянии, разумеется, против ветра.

Через 6—8 недель соболята начинают выходить из гнезда и мало-помалу приучаются сами добывать пищу. В середине июня они бывают ростом с белку и после Петрова дня ведут менее скрытый образ жизни и чаще и чаще вылезают из своей родной колоды или камней, конечно, более по ночам. Однако они еще долго, вплоть до осени, не покидают своей матки, хотя уже, конечно, не нуждаются в ее помощи и добывают пищу совершенно самостоятельно.

Что касается линяния соболей, то сведения о нем покуда еще весьма недостаточны. По-видимому, они линяют всегда одновременно с белкой или немного позже; на юге вообще раньше, чем на севере.

Старые соболи никогда не делаются ручными, но живут в неволе довольно долгое время, как это доказывают два самца, подаренные в 1870 году Московскому зоологическому саду известным мехоторговцем Сорокоумовским. Здесь их кормили молоком и сырым мясом, только изредка давая свежеубитых воробьев. Напротив, соболята, вынутые из гнезда, особенно слепыми, и выкормленные молоком, белым хлебом и т. п., очень скоро и вполне привыкают к своему хозяину, хотя несколько дичают, если за ними был плохой присмотр и на них мало обращали внимания. Молодые соболята очень резвы, веселы, живы и грациозны в своих движениях и своими ухватками напоминают котят.

Рассмотрим теперь, когда, как добывается соболь, т. е. как охотятся за ним, как его ловят.

Охота на соболя с собакой

Обыкновенно соболиный промысел начинается по первому снегу, как только вылиняют соболь и белка, и продолжается до рождественских и крещенских морозов. В январе, феврале и марте соболь добывается исключительно различными ловушками, и то только там, где его еще очень много,— на Амуре, в Уссурийском крае, на о-ве Сахалине и на Камчатке. На дальнем севере вовсе не ходят на промысел в середине зимы: сорокоградусные морозы отбивают охоту и у привычного к холоду инородца, притом от таких морозов нередко портится ружье и ломается лук.

Всего ранее собираются на промысел северные промышленники. Всего позднее уходят за соболем в благодатном Уссурийском крае — в начале ноября, но зато и возвращаются с промысла не в конце декабря или начале января, а в феврале или марте.

Следует заметить, что соболи крайне не любят дыму и лесных пожаров и в таких случаях уходят за много верст от пожарища.

Всего более успех промысла зависит от удобства охоты. Когда долгое время не выпадает глубоких снегов и снег мельче 70 см, то собака скоро загоняет соболя на дерево, а иногда и ловит его, между тем как при большей глубине она вязнет и часто теряет след хитрого зверька, который тем временем успевает пробежать некоторое пространство в рыхлом снегу. Это одна из причин, заставляющих промышленника ворочаться домой к средине зимы; в конце зимы по слабому насту в лесу промысел с собакой тоже крайне неудобен: соболь мчится тогда во весь дух, а собака беспрестанно проваливается и до крови издирает себе пальцы. Охота на соболя все-таки с ружьем и собакой, ловлею занимаются преимущественно в середине и конце зимы, где он еще довольно многочислен. Этот первобытный способ добывания ценного зверька вполне сохранился только на далеких окраинах Восточной и Северо-Восточной Сибири, куда еще не проникал русский промышленник с неизменной своей винтовкой и верной собакой. Все эти самострелы, куркавки, слопцы, колодицы и т. п., по всей вероятности, имеют туземное происхождение, и только ловля капканом, надо полагать, впервые применена русскими.

Охота на соболя ловушками

Ловушки на соболя довольно разнообразны, и мы опишем вкратце только главные. Все они могут быть разделены на следующие категории: пасти, куда принадлежат колодцы, пасти, плашки и кулемки, которые все основаны на том, что придавливают своею тяжестью зверя, спустившего насторожку; самострелы, силки и, наконец, капканы. Все эти ловушки имеют то главное удобство, что могут быть поставлены в очень большом количестве и в весьма различных местах одновременно, частию на тропах (во время гоньбы), и в таком случае без приманки; но большая часть их имеет поедь, исключительно рябчика. В Уссурийском крае и на о-ве Сахалине наживой служит, впрочем, и кусок свежей или вяленой рыбы (юкулы). При всех своих преимуществах эта ловля снастями имеет тот главный недостаток, что насторожка очень часто спускается мышами или птицами и значительное количество пойманных соболей достается в добычу хищным птицам, а весною, если ловушки долго не осматриваются, даже портится.

В прежние времена во всей Северо-Западной Сибири у вогулов была в большом употреблении ловля в колодицы, или колодцы, которые теперь сохранились в весьма немногих местностях. Для этого обыкновенно выбирается большею частию в кедровнике два дерева, стоящие саженях в двух одно от другого; нижние сучья их подчищают и при одном из деревьев вбивают кол длиною в два метра, с расщепленным верхним концом; на другом дереве делают также расщеп, в который вкладывается конец горизонтальной жерди. В последний расщеп вставляется другая жердь, близ противоположного конца которой на тоненькой веревочке привязывается сторожок; на нижней жерди находится язычок, к концу которого на симе прикрепляют притраву, рябка. Чтобы соболь не достал приманку сверху, на верх накладывают хворосту.

Почти такое же устройство имеет пасть, или пастушка, главное отличие которой заключается в том, что она делается на земле. Для этого кладут две жерди рядом и вдавливают их в землю в уровень последней в таком расстоянии друг от друга, чтобы между ними могла поместиться третья — более толстая и длинная, боевая жердь; иногда для того, чтобы она била сильнее, к ней подвязывают камни. Впереди лежащих жердей вбивают с одного конца две довольно толстые сошки с развилинками, на которые кладется перекладина, и ловушка настораживается известным способом. Жерди, перекладина здесь, как и в колодце, не очищаются от коры, а на них даже нарочно оставляют сучья и листочки, особенно на боевой жерди, для того чтобы последняя имела вид упавшего деревца. С обеих боковых сторон снасти наваливают хворост, рубят небольшие деревья так, чтобы здесь непременно подбегал под пасть, которая всегда делается поедною.

Слопцы, или плашки, обыкновенно служат для ловли горнотаев и других мелких хищников, но иногда употребляются и для добывания соболя; только в этом случае они делаются значительно больше и тяжелее. Плашка в грубом виде состоит из плахи, т. е. половинки расколотого бревна до аршина в отрубе и до 3 аршин длины. Отрубок такой плахи гладко вытесывается с плоской стороны и плотно пригоняется к другой — нижней плахе, которая плоскою стороною должна лежать в уровень с поверхностью снега. Верхняя плаха с одного конца приподнимается на 30—35 см от нижней и настораживается, а для того, чтобы она не могла соскочить с нижней, задний, или лежачий, конец ее имеет дыру, сквозь которую проходит колышек, крепко вбитый в соответствующий конец нижней плахи. Подобные плашки в большом употреблении на Амуре и вообще в Восточной Сибири, а прежде употреблялись в Минусинском округе. Всего лучше ставить их на колодах, так как соболь имеет привычку бегать по всем встречным колодам и, встретив свалившееся дерево, не преминет пробежать вдоль его. На Камчатке, на Амуре и в Уссурийском крае многие инородцы ставят слопцы десятками, даже сотнями.

В Енисейском округе соболей ловят также кулемками. Устройство последних несколько сложнее, но они, в сущности, те же слопцы. Прежде всего, на известных местах набивают в землю круг из колышков, оставляя в нем место для ворот, в которых кладется порожек, над которым подчинивается очеп, т.е. жердь с тяжестью наверху. Внутри дворика кладется приманка, и зверек, услыхав запах ее, не находя другой дыры, подлезает под очеп, задевает за сторожок и роняет боевую жердь, которая и придавливает его к порожку.

Таковы главные снасти, служащие для ловли нашего зверька. В общих чертах они всюду одинаковы, но в частностях, особенно в способе насторожки, крайне разнообразны. Как видно, соболь придавливается здесь тяжестью боевой жерди или плахи.

Совсем иначе и вместе остроумнее устраивается самострел, где соболь убивается стрелою, которая соскакивает, как только он сдвинет насторожку, и поражает его в грудь или голову. Теперь самострелы употребляются довольно редко, но прежде, когда лук был единственным орудием сибирского инородца, они были в гораздо большем употреблении. Впрочем, камчадалы и тунгусы еще недавно стреляли соболей исключительно из лука, а березовские остяки едва ли и не теперь добывают соболя томарами, т. е. тупыми стрелами.

В меньшем употреблении ловля силками, в которые хитрый зверек попадается только случайно. Впрочем, в Иркутском округе, вообще около Байкала, с давних времен существует весьма оригинальная ловля соболей так называемыми куркавками. Ловля эта основана на привычке соболя часто перебегать через речки и непременно по свалившимся деревьям. Сколько можно заключить из весьма неполных описаний этого снаряда, он состоит из решетки или рамки, которая укрепляется в вертикальном положении поперек бревна, перекинутого через речку; в середине этой рамки вставляется петля таким образом, чтобы соболь, перебегая через этот натуральный мост, не мог миновать ее.

Что касается ловли капканами, то, несмотря на все удобства, представляемые ими, сибирские промышленники употребляют их крайне редко. Причиной того отчасти дороговизна железа в Сибири, а также и совершенное незнание этой ловли, столь распространенной в России и на Урале.

Ловят капканами больше в конце зимы, когда соболи бегают по тропам; по своему устройству и величине эти капканы ничем не отличаются от наших обыкновенных заячьих.

Как уже было сказано, лов снастями с каждым годом все более и более вытесняется обыкновенным способом добывания соболя ружьем и собакой; вместе с тем по мере увеличения трудностей соболиного промысла все большее значение как вспомогательного средства приобретает ловля соболей сетями или обметми, которая, однако, очень редко употребляется самостоятельно и в большинстве случаев применяется к делу, только когда соболь укрылся в нору или камни. Лов тенетами распространен почти всюду: начиная от Богословска, во всей Западной Сибири, на Енисее, на Камчатке сеть составляет необходимую принадлежность каждой артели промышленников и различается только своими размерами. Она неизвестна только, кажется, в Южном Забайкалье и вообще в Юго-Восточной Сибири. В Богословском округе, например, тенето имеет в длину от 100—160 метров и трехпалечные ячеи (т. е. в ячею проходят три пальца); в Енисейском округе обмет бывает до 300 метров длины, 3 метра ширины, а в Камчатке только 25 метров длины и метр ширины. В Западной Сибири, наконец, сеть имеет еще гораздо меньшие размеры, но уже принимает форму мешка, так называемого саипа, который приставляется к отверстию норы.

Ловля сетью, впрочем, далеко не всегда бывает успешна, и соболь нередко ускользает, как говорится, из-под носу промышленников. По замечанию последних, соболь, побывавший раз в обмете, кулемке, слопце, уже ни за что не даст изловиться в другой раз. Притом тут много значит, куда именно спрятался соболь: если он укрылся в своей норе, имеющей обыкновенно 2 отверстия, или в камнях, то немедля разгребают снег кругом этого места до самой земли и расставляют сеть на кольях так, чтобы нижний край ее касался самой поверхности почвы. Предосторожность эта необходима, так как в противном случае зверь пройдет снегом, под сетью. Если же у промышленников саип, то он крепко притыкается к главному лазу. Во всех остальных отверстиях делают дымники, т. е. зажигают гнилое дерево, ветошь и т. п.: соболь, одуревший от дыму, выскакивет из норы, запутывается в сети, и, не теряя ни минуты, его давят собакой или схватывают руками. Но если соболь скрылся в норе с одним отверстием или же спрятался так далеко в камнях, что дым не доходит до него, то вероятность успешного исхода ловли значительно уменьшается: в обоих случаях выкуривание ни к чему не приводит, а потому остается только ждать, покуда соболь сам выскочит из норы и бросится в расставленное тенето или саип. Тогда внизу норы расставляют обмет, а промышленники вместе с собаками располагаются повыше и, не отлучаясь ни на минуту, терпеливо ожидают появления зверя. Нередко последний высиживает два, даже три дня и выходит, только когда его выживет голод, и то не иначе как ночью. Поэтому принимаются различные предосторожности: ночью разводят костер и, кроме того, к верхней бечевке обмета (например, на Камчатке и в Енисейском округе) привязывают еще колокольчики, которые звенят при малейшем сотрясении сети. Но и тут хитрый зверек успевает-таки ускользнуть: то он выбегает прямо на охотника, следовательно, минуя тенето, то как-нибудь подвертывается под нижнюю тетиву или же, наконец, успевает прогрызть сеть.

Только одна верная, хотя далеко невзрачная, винтовка меткого сибиряка-охотника редко дает промах и, как везде, оказывается наиболее надежным орудием. С винтовкой в руках промышленник — владыка всех тварей, начиная от белки и рябчика и кончая медведем, сохатым, потому понятно, почему он предпочитает ружье каким бы то ни было ловушкам. В первом случае ему иногда стоит только найти след зверя, чтобы надеяться на благоприятный исход дела, между тем как при ловле какими бы то ни было снастями вероятность на успех несравненно менее: надо, чтобы зверь нашел ловушку, затем попал в нее, ловушка же часто заносится снегом, да и самая добыча часто пропадает безо всякой пользы. Потому эта ловля может быть успешна только при массе снастей и большом количестве зверя.

На первый взгляд, добывание соболя с ружьем и собакой может показаться очень простым всякому незнакомому с уловками этого хитрого и шустрого зверька. Чего кажется проще — найти след, загнать собакой соболя и застрелить его, но на деле оказывается совсем другое, и прежде всего успех этой охоты зависит от собаки, а затем уже от меткости промышленника и знания последним обычаев и уловок преследуемого животного.

Далеко не всякая собака годится на соболя. Прежде всего, от нее требуется, как и от беличьей собаки, хорошее верхнее чутье и хорошее зрение — качества, редко совместимые, а также хороший слух. Верхнее чутье и острое зрение необходимы, так как соболь, хотя и гораздо реже куницы, но все-таки нередко идет верхом, грядничает, иногда даже скачет с самой верхушки высокой лиственницы на средние сучья близстоящих деревьев; хороший же слух необходим потому, что зверек зачастую потихоньку от собаки спускается по противоположной стороне дерева и убегает старым следом. Притом, так как конечная цель охоты с собакой — загнать соболя на дерево, а последний надеется на свои ноги, то собака, кроме того, должна быть легкая, приемистая. Соболь очень проворен и, вместе, хитер и осторожен; завидев человека или собаку, он бросается стремглав в противоположную сторону и бежит все чащей, колодником и валежником, делая огромные прыжки, иногда до 7 четвертей (около 1.5 м), скачет на камни, чтобы скрыть свой след, прячется под плиты. Ему плохо приходится только в рыхлый снег, еще недостаточно глубокий для собаки. Но тогда он скачет больше верхом, по деревьям, скрывается в дуплах, притаивается в густой хвое или же нарочно бежит туда, где снег глубже и лежит буграми, зарывается туда, заворачивает там в сторону и выходит иногда метрах в 40—60 от собаки, потерявшей его след. Все это показывает, как много достоинств должна иметь хорошая соболья собака. Этого мало — она может быть чутка, легка на ногу и без труда нагонять зверя, а между тем очень часто упускать его и не загнать на дерево, где соболя ожидает меткая пуля промышленника: соболь, нагоняемый собакой, не видя спасения, иногда вдруг бросается на нее, фыркает и больно царапается когтями, стараясь этим испугать и выиграть перед у собаки. Таким образом, кроме всех названных качеств, от собаки требуется еще ловкость и смелость. Впрочем, задавить соболя гораздо труднее, да это редко и удается — зверек обыкновенно вывертывается из-под зубов, собака пробегает мимо, а он с другой стороны заскакивает на дерево. В этом и нет особой выгоды промышленнику, так как тогда шкурка всегда бывает изорвана и много теряет в своей ценности, иногда даже вовсе не годится на выделку.

По всем этим причинам хорошая соболья собака составляет весьма большую редкость и ценится очень высоко.

Охота на соболя с лайкой

Вообще же для соболя всего пригоднее самые лучшие белиьи собаки — порода, распространенная на всем севере России (где она известна также под названием лаек) и в большей части Сибири. При возрастающей редкости соболя уже довольно редко промышленники имеют собак, специально предназначенных для выслеживания этого зверька, и в большинстве случаев они же служат и при беличьем промысле. Впрочем, в Минусинском округе, в Богословском и некоторых других местах настоящие собольи собаки были приучены лаять только на одного соболя. Самыми лучшими собаками считаются такие, которые хорошо ищут дневника, что весьма понятно, так как ночника ей приходится почти всегда заставать в норе; дневник же бегает днем, больше ночника надеется на свои ноги и взбегает на дерево, только когда собака уже совсем настигает его. В большинстве случаев собольи собаки выслеживают зверя только по свежему следу (нескольких часов), но изредка попадаются и такие, которые находят его по старому — десяти-двенадцатичасовому следу, а это при редкости соболя в известной местности имеет огромное значение.

Гораздо труднее посадить соболя на дерево, когда он бежит от собаки низом, т. е. по земле; ему плохо приходится только в глубокий снег. Тогда собака настигает его на километре — в противном случае ей не удается загнать зверя иногда и на 5 километрах.

Обыкновенно добывание соболя производится следующим образом: промышленник, найдя свежий след, прежде всего делает большой обход, так называемую округу,— окидывает след, чтобы узнать, здесь ли именно находится соболь, и, когда убедится, что он находится в известных пределах, тотчас спускает собаку на след и поспешно идет за ней, глядя во все стороны и прислушиваясь — не лает ли где-нибудь собака, не прыскает ли соболь на собаку или не уркает ли на нее, сидя на дереве. Обыкновенно, не доходя метров 200 до соболя или же только завидев его, собака бросается во весь дух, но, однако, не лает до тех пор, пока не загонит его на дерево. Лай ее тогда весьма отличен от лая на белку и издалека узнается привычным ухом промышленника: она лает еще зарчее, чем на последнюю, но несколько реже, потолще и обыкновенно без визгу, хотя также нередко грызет сучья и виснет на них. И вот промышленник тихонько подкрадывается к чарующим его душу звукам, отыскивает зорким глазом притаившегося где-нибудь соболя, скрадывает его в меру выстрела, ставит винтовку на сошки, припадает к ней, словно примерзнет, и, затаив дыхание, как истукан, выцеливает добычу... Еще мгновение — вспыхнуло на полке, раздался роковой выстрел, и эхо еще не успело раскатиться по высоким горам глухой тайги, как уже соболь, как подкошенная былинка, сраженный пулей, медленно, считая сучки, полетит с дерева...

Но в одиночку на соболя ходят редко, и всегда выходят на промысел по 2—3 промышленника, а иногда и целыми артелями в 16—12 человек с выборным старостой или передовщиком — наиболее опытным зверовщиком. Это уместно и в настоящее время: с каждым годом соболь становится все реже и реже, и все дальше приходится ходить за ним. Жители берегов Лены, как мы видели, уже давно вследствие лесных пожаров принуждены были ходить за ним целые сотни верст — в самые вершины рек, впадающих в Лену.

Шкурка с соболя снимается чулком и требует для своей выделки большой опытности: подшерсток его очень нежен, легко скатывается, а ость сбивается. Обыкновенно лапки отрезаются и продаются отдельно, а местами поступают в отдельную продажу и хвосты. Собольи шкурки сортируются уже скупщиками пушнины, которые связывают их сорочками или полусорочками, подбирая лучшие к лучшим, средние к средним и низкий сорт к низкому. Самыми лучшими, как уже нам известно, считаются самые темные и пушистые соболи.

Календарь

Март.Повторный, ложный гон. В конце месяца самка приносит трех—четырех детенышей, которые родятся слепыми и почти голыми.

Апрель.Соболята прозревают на 35—36 день жизни.

Июнь.Гон у соболей.