МИРОН-УСАЧ

Главное местопребывание мирона — Днепр, где любимым пристанищем его служат Днепровские пороги и т. н. заборы, также Днестр, Буг и все главные притоки этих рек, особенно Горынь и Стырь. Усач водится в Англии, Франции, во всей Германии и Австрии и в юго-западной части России. В реках наших, впадающих в Балтийское море, его нет вовсе, и только в Висле встречается другой вид (Barbus petenyi). Однако, судя по описанию г. Курбатова, этот усач (не более 0,8—1,2 кг) недавно появился и в Немане. По всей вероятности, он идет тут очень далеко вверх, так как в Днепре, под Смоленском, и в Десне, у Брянска, рыбаки причисляют его к самым обыкновенным рыбам. Кроме того, усач встречается в большом количестве в реках Крымского полуострова, как, например, Салгире и Альме, но вообще он не любит холодной воды, так же как и очень теплой и сильно освещенной солнцем.

Вероятно, весьма многие вовсе не слыхали об этой рыбе. Мирон встречается только в Западной и Южной России и вовсе не известен ни в бассейне Волги, а тем более в северных губерниях. Правда, с давнего времени было известно, что в низовьях Волги встречается усач, но последние исследования показали, что этот усач составляет совсем особый вид и заходит туда случайно в косяках другой рыбы.

Вообще род усачей, весьма многочисленный видами, принадлежит более Южной и Средней Европе, также Средней Азии; в Сибири не известно ни одного Barbus'a, но уже в Туркестанском крае, сколько известно в настоящее время, водятся 3—4 различных усача, и, кроме того, в Каспийском море и частью в реках Юго-Восточного Кавказа встречается еще не менее пяти.

Почти все каспийские усачи представляют, однако, довольно большое сходство с Barbus barbus'ом и даже, может быть, и обособились от него в последние геологические эпохи, после отделения Черного моря от Каспийского. Но всех этих весьма малоизвестных, собственно уже азиатских, усачей мы оставим пока в покое и перейдем к главному, европейскому представителю этого рода.

Мелкие усачи живут б. ч. на мелких каменистых перекатах, часто встречаются вместе с пескарями и тогда очень похожи на последних, отличаясь только мелкойю чешуей, четырьмя усиками и удлиненным рылом. Взрослые также предпочитают быструю, достаточно свежую и чистую воду; это отчасти составляет причину их редкости в Дону и отсутствия в Волге. В озерах и вообще в стоячих водах они никогда не встречаются. Взрослые мироны б. ч. держатся в каменистых, хотя и глубоких местах рек, всего охотнее около мостов, мельниц, свай, под пристанями, часто забиваясь в норы под берегом или залегая в небольшие, но глубокие ямки в русле реки; держится б. ч. на самом дне, где и добывает себе пищу, состоящую главным образом из червяков, раковин, изредка, несмотря на большой рот, мелких рыбок.

На мелких местах они замечаются только во время разлива. Тогда усачи часто плавают у самых берегов и на поемных лугах на такой незначительной глубине, что спинное перо высовывается из воды. Сюда привлекает их обилие различных животных и растительных остатков, так как они кормятся также илом, животными извержениями, даже падалью (почему нередко встречаются у водосточных труб) и червями, которых очень искусно выкапывают из дерна своим хрящеватым хоботообразным носом. Иногда, впрочем, усачи выходят и летом на песчаные отмели, заросшие травой, чаще по утрам и в сумерки, даже ночью, так как вообще ведут более ночной образ жизни.

Это весьма сильная, проворная и бойкая рыба, что видно по ее большим плавникам, форме тела и по той силе, с какой она вбирает и выталкивает воду при дыхании. Мироны очень быстры в своих движениях, нередко выскакивают из воды, и прыжки их иногда достигают изумительной высоты. Притом они редко ведут оседлый образ жизни, а постоянно переходят с одного места на другое и встречаются чаще поодиночке или незначительными стайками, и то больше в низовьях рек.

Большие стаи замечаются только во время нереста, который, по замечанию днепровских рыбаков, бывает в начале мая, когда зацветут груша и бузина. Вообще, время нереста усача, как и других рыб, вполне зависит от состояния погоды, а потому всегда вернее определяется цветением и распусканием листьев растений. Тогда усачи собираются по нескольку десятков и сотен и идут длинной вереницей далеко вверх по течению, причем впереди плывут самки, затем крупные самцы; шествие, наконец, змыкают самые молодые 200-граммовые (годовалые!) молочники, по-видимому, не достигшие полного развития.

Самцов обыкновенно более, нежели самок, и иногда за одним икряником ходит по нескольку молочников, которых можно легко отличить по небольшим зернышкам на темени и спине, где они имеют вид одного непрерывного ряда. Сам нерест происходит в глубокой и быстрой воде, на каменистом или песчаном дне. Икра большей частью выметывается на камни; самки на некоторое время остаются на местах нереста, затем переходят в самую быструю воду, даже под водопады. Икра мирона оранжевого цвета и относительно весьма крупна и малочисленна: в самке средней величины насчитывается не более 800 яичек величиною с просяное зерно; молоки самцов красноватого цвета. Для развития икры необходима температура в 8 — 10° C, и зародыши выходят из оболочек через 9 — 15 дней.

На зиму мироны, по-видимому, снова собираются в большие стаи, залегают тесной массой в самые глубокие места реки и все время проводят в т. н. зимней спячке. По крайней мере, во Франции находили зимой усачей, укрывшихся в большом количестве под мостовыми устоями и затонувшими баржами, где они лежали так смирно, что их легко можно было ловить на голый крючок вроде упомянутого самодера (см. «Сом» и «Карп»), даже руками. В России, однако, кажется, еще никто не замечал зимнего сна усачей.

Ловля миронов не представляет никаких особенностей, и они обыкновенно попадаются в небольшом количестве вместе с другими рыбами — в неводы и другие рыболовные снасти. Притом это очень бойкая и вдобавок осторожная и хитрая рыба. Главный лов ее, разумеется, производится весной во время нереста и поздней осенью, а всего более добывается ее в низовьях рек. По свидетельству Кесслера, екатеринославские рыбаки нередко вытягивают в одну тоню по несколько сот штук этой рыбы. Белое и довольно вкусное мясо усача очень костляво и потому не имеет у нас, в Юго-Западной России, большой ценности.

В последнее время на Кавказе и в Туркестанском крае, а также на Балхаше открыто очень много новых видов усачей и близких к ним рыб. Из этих усачей только один, именно тупоносый усач, встречается иногда в устьях Волги, но главное его местопребывание — Каспий и Аральское море, откуда он входит в значительном количестве в Куру (осенью), Сырдарью и Амударью.

Тупоносый усач (Barbus brachycephalus Kessl, s. oblusirostris Kessl) отличается от обыкновенного короткой, сравнительно небольшой головой, весьма небольшими и широко расставленными глазами, очень тупым носом, более удлиненным туловищем и более мелкой чешуей (на боковой линии 70—75 чешуек). Достигает он очень большой величины — 74 см.

Булатмай, или желтый усач (Barbus chalybatus Pall.,s. Capito Nordm), отличается крупной чешуей, темным (стальным) цветом верхней стороны тела и бледно-желтоватым нижней и меньшей величиной (до 40 см). Встречается он в южных частях Каспия и в реках, сюда впадающих.

На Кавказе найдены еще два или три вида усачей с крапинками на теле. Из них Barbus caucasicus, встречающийся в Тереке, Куме и других реках Каспия, средней величины (до 40 см), рыжевато-серого цвета с темно-серыми пятнышками и крапинками (особенно резкими у молодых экземпляров) на теле и на спинном и хвостовом плавниках и со светло-красными нижними плавниками.

В Куре, Араксе и их притоках живет еще более пестрый усач небольшого роста, Barbus caucasicus, с многочисленными черно-бурыми пятнышками на боках, спинном и хвостовом плавниках, беловатым брюхом и красными или красноватыми нижними плавниками. К нему очень близко подходит гокчинский усач (В. goktschaicus) из озера Гокча, с желтоватым брюхом и более пестрыми плавниками. В Верхней Куре и ее притоках водится горбоносый усач (В. cyri), тоже пестрый, но отличающийся сильно загнутым книзу рылом.

В закавказских речках живут еще рыбы, очень близкие к усачам, т. н. храмули, с одной парой усиков и крупной чешуей, почему они отнесены к другому роду (Capoeta). Более известен из них тицуль, или храмуля (Capoeta fundulus); у грузин — болоцители, т. е. красный хвост, до 58 см длины, складом тела напоминающий голавля и водящийся в Куре, Араксе, Рионе и их притоках, особенно в р. Храм (откуда и название храмуля); в Каспии он, кажется, не встречается и любит быструю речную воду. Очень близка к нему гокчинская храмуля (когак у армян, корабалых у татар) из оз. Гокча, отличающаяся почти только тем, что чешуя у нее не серебристая, а золотистая.

В Туркестанском крае, кроме усачей, общих с каспийскими (В. mystaceus, brachycephalus и caucasicus), водится довольно много видов т. н. маринок (Schizothorax), отличающихся от усачей очень мелкой чешуей (почти как у линя) и особыми крупными чешуйками у заднепроходного отверстия. Самые верховья рек населяют т. н. османы (Diptychus), заменяющие здесь форелей, найденных только в немногих притоках Амударьи. Османы живут на высоте до 3 ООО м и отличаются от усачей и маринок двумя усиками (как у Capoeta), а главным образом тем, что бока и хвостовая часть тела покрыты мелкими, совершенно разрозненными редкими чешуйками; брюхо же совершенно голое, и только по бокам заднепроходного плавника находятся крупные чешуи.

Ловля мирона-усача.

В Висле марена (Barbus petenyi) ловится, по Воронину, весьма немногими рыболовами. Вообще поляки недолюбливают удочку, а кроме того, очень быстрая, всегда мутная Висла, с ее крайне изменчивыми берегами и глубиной, не особенно благоприятствует уженью. Ловля производится на быстрых и относительно мелких местах, и чем более движется на дне песок и вода мутнее, тем клев чаще. Лучшим местом считается край отмели между серединой реки и глубоким местом у берега.

Ловят здесь с руки (без удильника, взакидку), с 200-граммовым грузилом, причем на 27 см от крючка надевается маленький пробковый поплавок, с горошину величиною, чтобы подымал крючок; иначе он будет сейчас замыт песком. Крючок мелкий, как для ершей, насаживается маленьким шариком сыра, лучше всего швейцарского. По причине сильного течения, тяжелого груза и осторожного клева осечки не редкость.

В верховьях Днепра, в Смоленской губернии (Корде), мирона также ловят на донную с очень тяжелым грузилом, от 100 до 200 г, в самых быстрых местах реки и на очень прочные снасти. Насадкой служат: 1) мелкий линючий рак или раковая шейка; 2) пшенное тесто, неудобное тем, что легко сбивается с крючка и размывается быстрым течением; 3) веретеница (вероятно, ручьевая минога и ее личинка — слепой вьюнчик) длиной до 18 см; ее отыскивают в мягком иловато-глинистом дне, доставая оттуда черпаком или откапывая руками. Эта насадка считается здесь чуть ли не лучшей. Крючок продевается веретенице в рот, и жало и бородка выпускаются наружу, непременно снизу, на расстоянии 1,3 см от рта.

В дополнение к уженью мирона в верховьях Днепра, со слов одного из бывших смоленских рыболовов, Глуховского, жившего на Днепре лет 15—20 назад, могу сообщить, что миронов ловят здесь большей частью с лодок, на тычках (шестах), втыкаемых в берег или неподалеку от него, по причине быстрого течения, иначе удержаться на месте здесь невозможно.

Главной насадкой служит здесь линючий рак, реже выползок. Для привлечения миронов ловят очень часто с привадой, состоящей из жмыхов с отрубями и тестом, чтобы не так скоро размывало ее течением. Все это кладется в мешки из рединки или в кульки, которые привязываются на бечевке к довольно длинной палке или шесту, с петлей на противоположном конце, надеваемой на вбиваемый (постоянный) кол или колья. Эти колья и привада составляют неотъемлемую собственность владельца, и ими не могут пользоваться другие.

Мироны очень скоро подходят к приваде и начинают толкать мешок носом, что узнается (если она на весу) по сотрясению, передаваемому палке. Некоторые верхнеднепровские рыболовы пользуются этой смелостью мирона и ловят его на так называемые «подвязи», а именно: к мешку привязывают на коротких крепких поводках 2—4 крючка с насадкой (раком). Мирон, схватив рака, сам себя подсекает и вытаскивается вместе с мешком; если же он очень велик, то приходится снимать шест с кольев и предоставить рыбе таскать его вместе с кульком до полного утомления. Как кажется, простые рыболовы ловят здесь миронов на нитяные лески, как и рыбца (сырть), только более толстые. Эти лески приготовляются (сучатся) самими рыболовами из отборных ниток домашнего прядения и в крепости будто бы мало уступают шелковым из сырца. По свидетельству того же лица, смоленские рыболовы ловили миронов до 8 кг весом.

В Десне и Болве местные рыболовы удят мирона большей частью на донную. Это объясняется тем, что донная удочка удобнее для ночной ловли крупной рыбы, так как может быть гораздо грубее и крепче. По наблюдениям П. 3., мирон живет здесь больше в ямах и под корчами, на быстрых местах, где сетью его не взять, почему он попадается в невод лишь в мутную воду. На перекатах держится преимущественно мелкий мирон, крупный же любит более спокойное (и глубокое) течение, хотя на очень тихих местах никогда не попадается; нередко он подходит к берегу на мель и берет там, где его вовсе не ожидаешь.

Уженье начинается сейчас после нереста, и к половине июня настоящий лов уже кончается, хотя усач продолжает брать изредка до половины августа, а в очень хорошую и теплую погоду, по словам местных рыболовов, попадается даже в начале октября. При хорошей погоде мирон начинает брать с начала мая, но при ненастье и холодах клев запаздывает иногда до двадцатых чисел. В сильный и холодный ветер, в непогоду и муть, ловля всегда бывает неудачна; то же во время грозы. Насадкой служит сначала большой земляной червь, позднее, в июне, мирон хорошо берет на крупную клешню линючего рака. Всего лучше ловится он зорями. Автор удил миронов (не особенно крупных) на длинные цельные удилища с катушкой, но с волосяной леской (в 16—20 волос), что, конечно, не выдерживает критики: поплавок не использовался, так что это та же донная удочка. Крючки для мелких усачей брались № 1, для крупных — 3/0.

Особенно сильно рвется мирон первые моменты после подсечки; в это время надо давать ему свободно сматывать шнурок, не опасаясь, что он засядет под корч, что он норовит сделать, когда начнет ослабевать. Поэтому после первых порывов надо натягивать леску как можно сильнее. Всего более надо быть осторожным, когда мирон пойдет вглубь. Это значит, что он увидел корягу и хочет подойти под нее, а потому вся задача в том, чтобы не дать ему в это время хода и отвести его от опасного места.

Об ужении кавказских усачей ничего не известно. В притоках Кубани (Зеленчуке, Урупе и др.) они, как говорят, хорошо берут в лунные ночи. В Куре, под Тифлисом, усачи попадаются, кажется, чуть ли не чаще других рыб (на червей, куски баранины, бараньего сердца и др.). Здесь по причине очень быстрого течения используются для ловли очень тяжелые свинцовые плоские грузила (более 400 г) оригинальной формы — в виде плоской выдолбленной репы; в это углубление вкладываются завернутые в бумагу крючки (№ 5—6), навязанные на короткие поводки; леска же (бечевка), прикрепленная к грузилу, наматывалась сверху клубком, так что весь снаряд оказывался весьма укладистым. На месте лова втыкались колья, к которым и привязывался конец бечевки.

По наблюдениям г. В. Борисова, в той же Десне (под Брянском) успешно ловившего миронов на складное английское удилище с катушкой и шелковым шнурком, мироны держатся здесь преимущественно в таких местах, где берег из обрывистого переходит в пологий, косой, вдаваясь в воду, и состоит из разной величины комков и комочков какойто коричневой, похожей на железную руду массы самого неправильного излома и твердой, как камень. Впрочем, он предпочитает глубокие места, но только если они имеют быстрое течение и такое же железисто-глинистое дно. Вероятно, эта руда заменяет миронам крупные камни, которых в Десне (около Брянска) нет. На глубоких и быстрых притоках Десны с песчаным и отчасти хрящеватым дном усачи встречаются, но, кажется, только мелкие. В заводях и вообще тихих местах их никогда не бывает, и вообще на чисто глинистых, тем более в иловатых местах они здесь вовсе не встречаются. Лучшим доказательством постоянного пребывания миронов служит их выкидывание из воды: подобно сазанам, усачи «играют» только там, где живут постоянно.

По словам того же автора, мирон ловится на Десне еще с весны, когда вода еще не совсем вошла в межень, и пригородные и городские (брянские) рыболовы иногда очень успешно ловили его на переметы, наживляемые выползками, и, вероятно, его можно было бы удить в это время, но только с лодки. Лучший клев мирона бывает б. ч. в мае (конце), именно во время цветения пшеницы, но иногда (при дождливой весне) переходит на июль. В конце августа мирон попадается только случайно. Лучшее время дня для уженья — раннее утро, часов до 8 или 9; вечером мирон берет часов с 3 до 5 — 6, но хуже и б. ч. мелкий. Погода, по наблюдениям г. Борисова, не имеет особенного влияния на интенсивность клева, но в сильный ветер, дующий по течению или против него, мирон будто бы не берет вовсе.

Уженье производилось с берега на английскую снасть с катушкой, шелковой леской № 2 длиной в 45,5 м, без поплавка, с плоскими скользящими грузилами весом в 12 г каждое. Самый крупный выуженный мирон вытянул 5,8 кг. Поклевка передавалась непосредственно удилищу, лежавшему на подставках; за первым толчком следовал обыкновенно другой, а затем подтяжка и подсечка.

По-видимому, после подсечки мирон чаще всего сначала летит к противоположному берегу; затем, если ему удалось выдержать этот порыв, начинает описывать дуги и, передохнув, опять стремительно направляется вглубь, повторяя эти маневры несколько раз. Иногда он поднимается наверх, вероятно с целью выпрыгнуть, а потому в этом случае полезно окунать почти все удилище в воду.

Опаснее всего, когда рыба направится к берегу. Другие мироны сейчас же после подсечки залегали на дно и, несмотря на все старания, не могли быть подняты кверху. Вероятно, это делают очень крупные усачи; средние же задевали за корягу, уступ берега (или за упомянутые куски руды). При этом слышны бывают движения рыбы — как она шевелит плавниками и ворочает хвостом,— но, несмотря на все старания рыболова, не трогается с места. Вероятно, в таких случаях надо выждать, чтобы мирон сам пошел в ход, как это советуется другими рыболовами.

Некоторые мироны берут насадку с разбега с такой силой, что обрывают поводок у самого крючка, почти не смотав лески с катушки. Небольшие мирончики, от 800 г и менее, берут насадку так же решительно, как и крупные, и, пойманные, отличаются от крупных своей юркостью и вороватостью: они то вылетают наверх, то тянуть вглубь и летят оттуда в сторону или к берегу.

Об ужении марены на Днестре и его притоке Смотриче, а также на Березине говорит несколько слов Линтварев. На Днестре и Смотриче эта рыба держится постоянно на дне, сплошь усеянном большими камнями, под которыми она и имеет постоянное местожительство. Ловят здесь, как и на Березине, на очень прочные донные удочки с тяжелым передвижным грузилом и струнным поводком. Насадка на Березине — преимущественно пшенная каша, круто сваренная и нарезанная небольшими кубиками. Кроме пшенной каши, средняя по величине марена хорошо берет (на Днестре и Смотриче) на червя, крупная же предпочитает живца. Прикормкой служит (на юге) мамалыга, т. е. каша из кукурузы. Клев, по словам автора, выражается в сильной и отрывистой потяжке; крупная марена легко может вырвать удилище из рук.

Подсеченный усач оказывает очень сильное сопротивление и быстротою своих движений и отчаянными прыжками значительно превосходит голавля. В каменистых местах марену иначе нельзя ловить, как с длинным (не короче 1,5 м) струнным поводком, так как после подсечки она моментально прячется под камень, и если рыбу тащить к себе, то леска непременно будет перерезана об острые края камня. Поэтому, если марена забьется под камень, ее отнюдь не стараются вытащить оттуда, а держат леску слегка на слаби и терпеливо дожидаются (иногда минут десять), пока она сама не выйдет из-под камня.

Как только рыболов почувствует по натягиванию лески, что марена выплывает из-под него, то понемногу отпускает леску, стараясь, чтобы она все время была на слаби. Отпустив немного лески и тем дав рыбе возможность выплыть из своей засады, следует быстро тащить марену на берег. При этом случается, что она снова задевает за камень, и приходится прибегать к той же уловке.

Сколько известно, ужение усачей за границей производится двумя главными способами — с поплавком и на донную, в закидку, в обоих случаях непременно со дна, так как мирон всегда держится понизу, не всплывая кверху, как и пескарь, и обязательно с прикормкой.

Многие русские рыболовы полагают, что ловля с привадой находится в таком же отношении к уженью без нее, как, например, стрельба волков на падали относится к охоте на волков. Со своей же стороны, признавая некоторую пользу привады на местах постоянного ужения, а также значение ее в том случае, когда приходится удить на незнакомую рыбе насадку, я полагаю, однако, что при знании местности, где держится известная порода рыб, в большинстве случаев достаточно прикормки, бросаемой или опускаемой на дно во время уженья, и что приваживать необходимо только на те вещества, которые редко могут попасть в воду, например сыр, шкварки и т. п., и приваду эту бросать в небольшом количестве, но как можно чаще.

Не могу, однако, не заметить, что западноевропейские рыболовы не менее, если не более, злоупотребляют и прикормкой. Бэли советует бросать для прикормки в начале ловли штук 20 глистов, разрезанных на четыре части; «если минут через 10 первая порция не воздействует, следует бросить еще такую же. Если, продолжая делать так в течение часа, рыболов не добьется успеха, то пусть он нарежет червей двести и бросит их; коли минут через 20 и эта порция не подействует, то остается лишь переменить место». Мне кажется более чем неблагоразумным советовать выжидать клева почти полтора часа (иногда на месте, уже прикормленном 1500 глистами) и тратить для прикорм-ки с лишком 300 червей. По моему мнению, если первая порция прикормки не подействовала, значит, рыбы тут нет или она еще не подошла, и чем ждать, пока она придет за несколько десятков или даже сотен метров, привлекаемая такой массой червей, уносимых течением, не проще ли будет ловить пониже, на той же струе.

Как для привады, так и для прикормки и насадки при уженьи миронов, кроме больших земляных червей, наиболее пригодных для этих целей, за границей используют еще сыр, шкварки, хлеб, тесто, пареные зерна, вареный картофель, вареную говядину, мозг бычий (головной и спинной), бычью кровь, красных навозных червей, опарышей, т. е. личинки мясной мухи. Хорошей насадкой служит также икра лосося и куски миноги, но обе эти насадки, первая в особенности, вряд ли могут использоваться русскими рыболовами, так как лососи и усачи встречаются вместе только в кавказских реках.

Сыр — весьма распространенная приманка для усача — должен быть бел, мягок, вязок и не солон; всего пригоднее обыкновенный швейцарский сыр; но эти качества необходимы только для насадки, а для привады они не имеют такого большого значения, какое им приписывается. Если сыр слишком сух и, следовательно, ломок, его необходимо предварительно вымочить в сырой тряпке, а еще лучше в молоке. Затем его разрезают на кубики в 1 — 1,3 см, т. е. с обыкновенный орех, несколько закругляют углы. Сыр должен иметь консистенцию резины, и необходимо как для насадки, так и для прикормки, чтобы он был свежий, непрокисший.

На шкварки, так же как и на сыр, ловят на не очень сильном течении и преимущественно во второй половине лета. Кровь используется только для привады в пузыре с небольшим проколом и с привязанным камнем. Рыбаки в Германии (по Moerbe) для приваживания усача кладут в воду льняные снопы. Впрочем, еще Блох в прошлом столетии приписывал вкус и жир усачей р. Везер тому обстоятельству, что в этой реке тогда мочилось много льну. Не подлежит сомнению, что одной из лучших привад для большинства рыб может служить льняная и конопляная избоина (дуранда, выжимки, колоб), которая у нас местами (в Вятской и др. губ.) используется и для насадки при ловле лещей, язей и прочей бели.

Шкварки, или вытопки, считаются лучше сыра, особенно для насадки, по упомянутой причине, но для привады некоторыми, например Бэли, не одобряются на том основании, что хотя «нет ни одной насадки, на которую можно было бы так быстро выудить 3—4 мирона одного за другим, как на вытопки, но они так быстро пресыщают рыбу, что она может есть их лишь в незначительном количестве». Поэтому он советует бросать шкварки по малости только во время самого уженья, постоянно меняя места. Из того, что вытопки скоро приедаются рыбе, кажется, можно только заключить, что их следует бросать для привады поменьше, и в этом скорее надо видеть некоторое удобство. Прежде чем использовать в дело вытопки, их предварительно разбивают молотком, опускают в кастрюлю с водой и кипятят минут 20, часто размешивая; затем остужают и отбирают луч-шие, т. е. белейшие, куски для насадки.

На опарыша, так же как и на красного навозного червя, мирон берет очень охотно, но, к сожалению, обе эти насадки очень неудобны, потому что их объедает мелочь. Опарыша насаживают на крючок (№ 8) обыкновенно 3—4 штуки; красных червей — тоже по 2—3 (№6—7); первые всего пригоднее для уженья летом, в прозрачной воде, а вторые, подобно выползкам, для ловли весной и осенью в мутной воде, а также при ночной ловле летом, когда другая, менее яркая, насадка малозаметна. Для привады опарышей можно бросать не иначе, как в глиняных шарах, причем опарыш является как бы начинкой, а глина (которая должна быть хорошо отмыта) — тестом.

Французы обыкновенно замешивают в глине опарышей вместе с конским калом, который сам по себе служит хорошей привадой для мирона. Красных же червей они советуют с этой целью разрезать на куски и замешивать в глину или же (при более слабом течении) в шары из сдобного хлеба, который обваривается кипятком и обильно посыпается наскобленным сыром. Во Франции ловят (и прикармливают) усачей, особенно в конце лета, также на куски сырого теста с бараньим салом и на куски говядины, сваренной с чесноком. Отличную весеннюю насадку составляет личинка мошкары, живущая в трубочках, но она очень нежна и плохо держится на быстрине.

Насаживают по 2—3 личинки на крючок №6—8. Moerbe советует использовать как насадку пиявок, за неимением живых, даже сушеных и размачиваемых в воде. Он же рекомендует для усача насадку из смеси творога, желтка и камфары, которая (т. е. смесь) заворачивается в тряпочку. Ruhlich предлагает еще более оригинальную и весьма остроумную (особенно для ловли в прозрачной воде) насадку, именно кусочек малинового сукна (в мизинец ширины и длины), вымоченный предварительно в каком-то пахучем составе его изобретения. Без сомнения, главную роль в этом составе играют эфирные масла и другие сильно пахучие вещества. Усач будто стремительно хватает эту приманку, но необходимо подсекать его как можно быстрее, как и на всякую другую искусственную насадку.

Как и всегда, ловят на те же самые вещества, которые были употреблены для привады или прикормки, только для насадки отбирают лучшие куски или отборнейших и крупнейших червей, которые к тому же должны быть очищены, т. е. лишены содержимого внутренностей в виде черной земли. Черви очищаются или сами собой, по прошествии двух дней, или же искусственно, для чего кладут их накануне ловли (на ночь) в масло.

Следует заметить, что английские рыболовы особенно рекомендуют для насадки не самых крупных, а молодых самок этих червей, которые еще не имеют узла в передней трети и бывают не более 6—7,5 см. Прикормку во время ужения усачей, держащихся обыкновенно на быстрых и глубоких местах, необходимо бросать выше места лова, и здесь сказывается удобство снарядов для опускания прикормки на дно.

Из всех способов ужения миронов, используемых за границей, самый сподручный и удобный для русских рыболовов — это ужение на донную, которое, однако, не пользуется на Западе большим уважением.

Так как ужение на донную будет подробно описано далее (см. «Язь»), то я ограничусь здесь только указанием, что во Франции, где эта ловля, кажется, более распространена, чем в других странах, используется короткий, довольно нескладный удильник — рукоятка с воткнутым в нее китовым усом, камышом или прутиком 18 см длины с очень крепкой полковой (смоленой) леской и тяжелым грузилом на 60 см от крючка.

Грузило бывает круглое в виде пули или удлиненно-овальной формы и иногда просверливается так, что может двигаться по леске (см. «Язь»). Для поводка используют 2 или 3 жилки, вместе скрученные, причем, разумеется, как и всегда, крепость поводка должна быть менее крепости лесы. Крючки предпочитаются довольно крупные — от № 3 до № 1. Насадкой служит обыкновенно сыр, шкварки и выползок. Ловят на донную преимущественно ночью, а днем только, когда вода мутна,— с лодки, моста, плотин, редко с берега.

Англичане используют еще один способ донного ужения, производимый следующим образом: приблизительно на 30 см над крючком в леску ввязывают двумя петлями небольшую палочку (в 2,5 см длиной). Затем берут комок чистой мягкой глины величиной от грецкого ореха до апельсина; к глине прибавляют опарышей, шкварок, нарезанных червей (смотря по тому, чем хотят насаживать крючок) и осторожно приминают глину около палочки.

Крючок с поводком слегка вдавливается в глину так, чтобы насадка была чуть видна, и шар закидывается в требуемое место, однако недалеко от берега или лодки; опустившись на дно, он понемногу размывается водой, уносящей вместе с глиной и прикормку, в ней заключающуюся. Рыба подходит к глиняному шару, начинает разрывать его, причем неизбежно встречает насадку и схватывает ее; сотрясение передается руке рыболова, держащего леску слегка натянутой; он подсекает и вместе с тем сбивает с лесы остаток глины.

При этом способе ужения можно также пользоваться услугами поплавка. Обыкновенно оставляют между поплавком и шаром расстояние, превышающее глубину воды в данном месте на 60 см; поплавок плывет по течению до тех пор, пока натянется леса между ним и шаром, так как последний водой совсем не сдвигается или сдвигается очень мало. Разумеется, при таких условиях видна малейшая поклевка.

Во Франции этот весьма практичный метод донного ужения применяется для большинства рыб, берущих со дна, и производится с некоторыми остроумными видоизменениями различными способами: с длинным удилищем с поплавком и без поплавка, с коротким донным удильником, который держится в руке, и на несколько коротких донных, в закидку.

Крючок насаживается 3—4 опарышами и вдавливается в глиняный шар с грецкий орех величиной, с предварительно замешанными в него 20—30 опарышами, большей частью таким образом, что вся насадка скрыта в глине. Другие французские авторы (Liesrel) советуют ловить на более длинные лески (при глубине 4—5 м она должна быть 8,5 — 11 м) с небольшим грузом, прикрепленным в 6 см от крючка, который привязан непосредственно к леске, без поводка; грузило вдавливается в глиняный шар (с 20—30 опарышами) величиной с голубиное яйцо: шар этот закидывают осторожно подальше от берега или лодки таким образом, чтобы кончик удилища почти касался воды. Через 8—10 минут глина смывается и заменяется новой.

На донную с руки ловят только с лодки. Для этой цели используются короткие удильники из китового уса, в 30 см, вставленного в пробковую, реже деревянную рукоятку, 15 см длиной; иногда к рукоятке приделывается кольцо 5 см диаметром, в которое просовывается палец; делается это ради того, чтобы крупная рыба не могла вырвать удочку из рук. Леска — тоже 8,5 — 11 м; на крючок насаживают 8—10 опарышей, задевая их за головки; грузило (тоже легкое) находится на расстоянии 10 см от крючка и держит глиняный шар величиной с небольшое куриное яйцо.

Донные с колокольчиком имеют очень длинные лески, до 22 м и более; грузило используется редко, а вместо него на небольшом расстоянии от крючка находится небольшой кубик из пробки, который и служит для поддержки глиняного шара (с опарышами) величиной с куриное яйцо или более. Леску собирают в кольца, закидывают обыкновенным порядком, рассчитав потребную силу размаха, а удильник втыкают железным острием в берег или в дно лодки. Обыкновенно ловят на 2—3 такие удочки зараз.

Клев и время подсечки узнаются по звону бубенчика или колокольчика. Если рыба, разбив шар, не взяла насадку или если шар распустится раньше, чем рыба взяла его, пробка всплывает кверху и поднимает крючок. Грузило может быть заменено куском пробки и при ловле с руки на длинную и короткую удочку, но в этом, конечно, нет такой надобности, как в данном случае.

Moriceau советует ловить на два крючка так, чтобы один был над, а другой под пробочкой. Во всех случаях стараются закидывать в одно и то же место, что не требует пояснения; туда же бросают иногда и прикормку в глиняных же шарах, но гораздо больших размеров (в 2 кулака), причем иногда к глине примешивают сухой конский помет, служащий тоже приманкой для рыбы. Ловят преимущественно вечером или даже ночью. Обращаем внимание русских любителей данного ужения на эти способы, в которых так остроумно соединены насадка с прикормкой-грузилом. Нет никакого сомнения в том, что они легко могут быть применены и у нас для ловли язей, лещей и других рыб и много совершеннее, чем наши. Опарыши могут быть с успехом заменены мотылем или кусками червей.

Что касается обыкновенного ужения миронов с поплавком на подвижную насадку, то оно представляет очень много неудобств, зависящих от того, что усачей обыкновенно приходится ловить в глубокой и довольно быстрой воде и непременно таким образом, чтобы насадка касалась дна. Поэтому в последнее время в Англии, а также и в других странах Западной Европы настоящие рыболовы-спортсмены прибегают к обыкновенному способу ужения миронов довольно редко и, если только позволяет местность, ловят их, а также и многих других рыб т. н. ноттингемским способом, главные преимущества которого заключаются в том, что он дает возможность, так сказать, обуживать значительно большее пространство и позволяет с берега закидывать в такие места, которые нельзя достать никаким удилищем; единственный его недостаток, если не считать того, что он труднее других, требует более дорогих снастей и довольно острого зрения, в том, что он применим только в местах с очень ровной глубиной на большом протяжении и с довольно сильным течением.

Сущность ноттингемского ужения заключается в том, что поплавок и насадка отпускаются на расстояние 20 м и более от рыболова. В общем оно напоминает москворецкое ужение «на вытяжку» или «в проводку», а в первообразе своем уже давно применяется рыбаками р. Мологи, которые ловят на быстрых местах с ровной глубиной на очень длинную леску с поплавком; леска эта намотана на кисть руки и постепенно сматывается, так что поплавок может проплыть очень большое пространство. В ноттингемском же способе леска наматывается на катушку, прикрепленную к довольно длинному удилищу с кольцами, притом на катушку особого устройства, так как обыкновенная мало пригодна для этой цели и может быть применима только за неимением первой.

Главное отличие ноттингемской катушки от обыкновенной заключается именно только в том, что она до такой степени неустойчива по своей оси, что малейшее усилие приводит ее в быстрое вращение, так что леска сматывается с нее силой течения, увлекающего поплавок.

Эта легкость вращения обусловливается прежде всего тем, что катушка имеет две рукоятки совершенно одинаковых размеров, затем, ее величиной и толщиной средней части; делается она обыкновенно деревянной и, как видно из прилагаемого рисунка, имеет вид шпульки, вращающейся на медной оси, крепко утвержденной в вертикальной медной стойке, которая в свою очередь прикреплена к медной планке, вставляемой между двумя кольцами — подвижным и неподвижным, находящимися на толстом колене удилища. Последнее должно быть не особенно длинно, по возможности легко и упруго, но не слишком гибко, вообще высокого качества и обязательно со стоячими, хотя и небольшими кольцами, что не требует объяснения.

Собственно леска или подлесок большей частью делается из отборных, но тонких жилок, имеет в длину от 92 см до 2 м и более, смотря по глубине воды, и должна быть слабее шнурка. На леску надевается не очень легкий, но чувствительный (т. е. удлиненной формы) пробочный поплавок; к ней пристегивается еще более тонкий поводок, от 27 до 44 см длины, с крючком без лопаточки № 3—9, сообразно насадке (выползок, сыр, шкварки, опарыш). Некоторые английские авторы, например Bailey, советуют не привязывать крючок к поводку, а пристегивать поводок обыкновенным способом к шелковой петельке, привязанной к крючку. Этот способ соединения поводка с крючком рекомендуется во избежание надламывания поводка над самой завязкой во время насаживания крючка или вытаскивания последнего изо рта рыбы. Принимая, однако, во внимание, что в этом случае образуется значительное утолщение над крючком и что слегка поврежденный поводок может быть в минуту заменен новым, мне кажется, что совету Бэли лучше не следовать. Вообще трудно понять как безумную расточительность в прикормке, так и эту скаредность в таких малоценных вещах (особенно в Англии), как крючок с поводком. Груз большей частью прикрепляется к леске и состоит из нескольких дробин различной величины, так что первая, и самая меньшая, находится в расстоянии 30 см (редко на 18 см) от крючка; вторая, покрупнее, прищипывается на несколько сантиметров (до 30 см) выше и т. д., не более 22—27 см. Впрочем, на очень быстром течении допускается одно или, лучше, несколько просверленных грузил (очень удлиненно-овальной формы), которые задерживаются дробинкой, насаженной на леску. Вообще грузила должны быть настолько тяжелы, чтобы крючок дошел до дна не позже, чем поплавок отплывет на 70 см от того места, где была брошена насадка.

Ужение ноттингемским способом производится как с берега, так и с лодки. В обоих случаях, как сказано выше, оно требует довольно значительной, а самое главное, ровной глубины, на большом протяжении; впрочем, многие рыболовы предпочитают, чтобы дно было совершенно ровно на протяжении 10—30 шагов, а затем слегка повышалось. Очевидно, что не всякое место пригодно для этого ужения и что почти необходимо предварительно измерить глубину заранее лотом. В крайнем случае, когда такое измерение почему-либо неудобно или же опасаются распугать стоящую на месте ужения рыбу, поступают так же, как и москворецкие рыболовы при ужении «на вытяжку». Насадив на крючок насадку, на которую хотят удить, поплавок ставят на ту глубину, которую считают вероятной, и удочку закидывают (см. далее); если поплавок плывет совершенно свободно, нигде не задевая, его поднимают; если же его затягивает под воду, то это значит, что грузило тащится по дну и поплавок надо опустить. Таким способом пробуют до тех пор, пока ход поплавка не покажет, что только один крючок касается дна.

Прежде всего бросают в то же место (или немного выше, если течение очень сильно), в которое будут закидывать удочку, некоторое количество прикормки в глиняных шарах, причем, как всегда, последняя должна соответствовать используемой насадке. Если дно на некотором расстоянии слегка повышается, то прикормка, увлекаемая течением, неизбежно останавливается на этом подъеме и привлекает значительное количество рыбы. Часть этой рыбы поднимается по течению навстречу прикормке, другая же остается на подъеме и на нем же берет насадку.

При ужении с берега закидывание удочки требует сноровки и практики, так как для большего успеха необходимо закидывать далеко от берега; в этом дальнем закидывании и заключается главное преимущество ноттингемского ужения. Достигается оно двумя различными способами.

Первый из них (применяемый также при ужении с обыкновенной катушкой) используется, когда удят с легким поплавком и грузилом, и состоит в том, что рыболов, взяв удилище правой рукой выше или ниже катушки, смотря по надобности (см. далее), левой сматывает с катушки большее или меньшее количество шнурка и, собрав его петлями, придерживает эти петли пальцем правой руки, затем, дав леске достаточную для удобного закидывания длину, т. е. немного меньшую против длины удилища, берет шнурок между первым и вторым пальцами и оттягивает его в сторону.

Леска раскачивается по направлению к тому месту, куда должен быть закинут крючок; когда она получит надлежащий размах, выпускают шнурок из левой руки и приподнимают палец правой, который придерживает остальную часть смотанного шнурка.

Шнурок, увлекаемый тяжестью насадки, грузила и поплавка, сбегает сквозь кольца удилища, и насадка, ничем не задерживаемая в своем полете, может быть при некоторой ловкости закинута на расстояние 10—13 м от берега, почти немыслимое для обыкновенной удочки без катушки, например, при ужении нахлыстом или ловле лещей с тяжелым грузилом и лежачим поплавком (см. «Лещ»).

При ужении с ноттингемской катушкой, которая приводится в быстрое вращение при малейшем усилии, можно, конечно, закинуть крючок дальше, чем при ужении с обыкновенной катушкой, ибо даже очень легкая леска при своем падении на воду в состоянии смотать с этой катушки несколько лишних метров шнурка.

По всей вероятности, при ноттингемском ужении с берега можно использовать и другой, несколько видоизмененный способ закидывания легкой лески, используемый мной при ужении щук (см. «Щука»), но с тяжелым грузом, насадкой и поплавком и с обыкновенной катушкой, даже с трещоткой, которая, конечно, представляет значительное сопротивление. Предварительные манипуляции со шнурком те же, но насадка забрасывается вдаль сильным размахом самого удилища. А так как последнее необходимо держать в одной (правой) руке (левая оттягивает шнурок вбок), то такое закидывание возможно только при легком удилище или при значительной физической силе.

Гораздо легче закидывание при ноттингемском ужении, когда поплавок, грузило и насадка достаточно тяжелы для того, чтобы привести катушку в движение. В этом случае поступают следующим образом. Леску укорачивают, насколько это нужно, наматывая ее на катушку; правой рукой обхватывают удилище несколько выше катушки, под шнурком, так, чтобы он был совершенно свободен, а указательным пальцем левой руки слегка придерживают катушку, чтобы она не могла вертеться преждевременно. Затем леску раскачивают, как сказано выше, в известный момент снимают палец от катушки, и шнурок, увлекаемый тяжестью лески, быстро сматывается. Это вращательное движение катушки может сделаться настолько быстрым, что шнурок не будет успевать сбегать сквозь кольца и может наматываться на катушку в обратном направлении. Чтобы избежать такой путаницы, в ту минуту, когда насадка коснется воды, пальцем (левой руки) снова слегка прикасаются к краю катушки и как бы тормозят ее.

Когда удилище так легко, что его можно держать в одной руке ниже катушки, то закидывают правой рукой, придерживая катушку большим пальцем той же руки. В этом случае, без сомнения, удобно может применяться и способ закидывания размахом удилища, о котором было говорено выше, но, конечно, и при легком удильнике легче закидывать двумя руками.

Все сказанное относится к ужению на глубине, не превышающей длину удилища. Между тем, очень часто, а миронов в особенности, приходится ловить в очень глубокой воде. При ужении с лодки это обстоятельство не представляет большого неудобства, так как можно бросать насадку рукой, но при ловле с берега, понятное дело, в этом случае поплавок сильно затрудняет закидывание лесы даже на небольшое расстояние от рыболова. Поэтому здесь необходимо прибегать к помощи т. н. скользящего поплавка, который, спускаясь по леске до первого грузила, давал бы возможность укоротить леску, насколько это требуется для того, чтобы с удобством раскачать леску.

Всякому рыболову известно, что забрасывать удочку тем труднее, чем значительнее расстояние между поплавком и крючком. Очевидно, что при таком сосредоточении тяжести на конце лески закидывание лески вдаль значительно облегчается, и использование скользящего поплавка, с некоторыми незначительными видоизменениями, можно рекомендовать и при ловле обыкновенной удочкой без катушки (например, лещей и щук) на значительной глубине и далеко от берега или лодки.

Скользящий поплавок для ноттингемского ужения отличается от обыкновенного поплавка главным образом тем, что вместо перьяного колечка, удерживающего поплавок на леске, он имеет вторую проволочную петельку очень небольшого диаметра, но так, чтобы леска могла скользить сквозь нее без малейшей задержки; для того же, чтобы уменьшить трение лески о поверхность поплавка, лучше (но не необходимо) придавать ему несколько изогнутую форму. Понятное дело, поплавок должен подниматься по леске только на известную высоту, соответствующую глубине воды. При ужении на удочку без катушки можно было бы в этом месте лесы надеть небольшой кусочек пробки или привязать обломок спички, и нет надобности в том, чтобы поплавок имел очень узкую верхнюю проволочную петельку; но так как при ужении с катушкой пробочка или палочка, как бы малы они не были, будут задевать за кольца удилища и тем делать весьма затруднительным укорачивание лески и ее забрасывание, то в надлежащем месте лесы ввязывается посредством двух петель кусочек резины, какая используется в подвязках. Резина эта настолько тонка и упруга, что совершенно беспрепятственно проходит сквозь кольца удилища, останавливаясь, однако, на верхней петельке поплавка и не позволяя ему опускаться глубже, чем следует.

Тем или другим способом закинутая удочка, поплавок, увлекаемый течением, плывет и сматывает шнурок с катушки. Удилище при этом держат несколько иначе, чем при забрасывании, а именно — левая рука обхватывает удилище с его нижней стороны выше катушки, оставляя большой палец свободным, поверх шнурка; правая же держит удилище ниже катушки (дальше или ближе от нее, смотря по надобности) так, что большой палец остается свободным и находится с левой стороны.

Когда удилище так легко, что его можно держать в одной правой руке ниже катушки, то положение руки не изменяют, т. е. большой палец держат у левого края катушки, наготове задержать или вовсе остановить движение катушки. Если сила течения недостаточна для того, чтобы привести последнюю в движение, что бывает, впрочем, редко, то вытравливанию шнурка помогают большим пальцем руки, которая, слегка скользя по катушке, вращает ее настолько быстро, насколько это требуется для того, чтобы поплавок плыл совершенно равномерно.

Поплавок для ноттингемского ужения должен быть довольно велик, так как удить этим способом можно только на довольно сильном течении.

Из опыта (при ловле язей и др. рыбы) очевидно, что ноттингемский способ имеет преимущество перед обыкновенным ужением «в проводку» лишь тогда, когда последнее совершенно невозможно по причине быстрого течения и значительной глубины.

Особенно важно не задерживать ход поплавка при ужении с берега, так как если поплавок плывет медленнее, чем следует, его постепенно прибьет к берегу, причем он неминуемо попадает в более мелкую воду; а раз ужение производится с леской, очень сильно волочащейся по дну, шансы на успешный лов становятся весьма сомнительными. Очевидно, при некоторой сноровке можно таким образом отпускать поплавок на далекое расстояние (особенно при ужении с лодки) и с обыкновенной катушкой, но обязательно со стоячими кольцами. При этом удилище надо держать в левой руке, а правой вертеть рукоятку, равномерно сматывая шнурок с нее.

Можно, впрочем, повернуть удильник кольцами и катушкой вниз, и тогда рукоятка катушки будет приходиться слева и может быть приведена в движение левой рукой. Но ужение с катушкой, обращенной вниз, представляет то неудобство, что тогда кольца обращены вниз и всякое усилие рыбы, натягивающей шнурок, ложится на них гораздо более, чем на само удилище.

Шнурок, вместо того чтобы представлять равномерно изогнутую линию, подобную удилищу, представляет ломаную линию и, проходя сквозь кольца, испытывает значительное трение; кроме того, кольца оттягиваются от удилища, завязка их ослабляется, и они начинают шататься. Поэтому если иногда и приходится почему-либо держать удилище кольцами вниз, то вытаскивать рыбу должно непременно, повернув кольца кверху.

Главные условия успеха ужения при ноттингемском способе заключаются в равномерности движения поплавка, в том, чтобы он шел немного позади насадки, которая не должна задевать за дно, как и при отвесном положении лески, а плыть над ним, почти касаясь его. Таким образом, ход поплавка надо слегка задерживать и непременно всегда держать леску между ним и кончиком удилища немного натянутою. Отсюда само собой следует, что ветер, дующий по течению, подгоняя поплавок, неблагоприятен для ноттингемского ужения, и наоборот, легкий ветер, дующий против воды, задерживая несколько ход поплавка, регулирует правильный ход насадки. Кроме того, необходимо, как уже сказано, чтобы крючок шел в той же струе, которая несет прикормку, вымываемую течением из глиняных шаров.

Как далеко следует отпускать поплавок «путешествовать»? Это расстояние зависит не столько от длины шнура, сколько от большей или меньшей остроты зрения, почему, само собой разумеется, верхняя, надводная, часть поплавка должна быть возможно более заметной для глаза. Когда поплавок пройдет определенное пространство, катушку останавливают нажимом большого пальца левой руки или правой, смотря по тому, держится ли удилище двумя руками или одной; подсекают резким движением удилища вверх, наматывают шнурок и опять закидывают.

Подсекают, несмотря на то что не было поклевки, потому что при остановке поплавка насадка слегка приподнимается нижним течением, этим движением она привлекает вблизи стоящую рыбу, которая хватает ее особенно охотно в это мгновение, как бы опасаясь, чтобы она не всплыла на поверхность.

Опытные рыболовы подметили это и приняли за правило всегда подсекать, прежде чем наматывать шнурок; очень многие из них при ужении с лодки находят полезным задержать на секунду поплавок раза два или три на протяжении всего проходимого им пространства. Подсеченной рыбе дают, конечно, смотря по ее усилиям, смотать большее или меньшее количество оставшегося шнурка (почему и остатка), причем катушку сильнее или слабее тормозят большим пальцем левой руки, даже и в тех случаях, когда держали удилище в одной правой руке.

Как видно из описания, это бесспорно лучший способ ужения с поплавком в глубоких местах с сильным течением, и остается только пожелать, чтобы он пользовался у нас таким же распространением, каким пользуется за границей, особенно в Англии. Для ловли крупной рыбы, берущей со дна, он незаменим, так как насадка на донных удочках, остающаяся неподвижной, всегда возбуждает подозрение в осторожной рыбе, которая поэтому и ловится на них преимущественно ночью, между тем как ноттингемский способ дает возможность ловить ее днем, даже в летнее, самое глухое время, и в полдень. А вряд ли кто станет отрицать, что дневное ужение крупной рыбы гораздо удобнее и приятнее ночного.

Что касается вообще ужения и клева усача, то остается сделать еще некоторые замечания. Ловить его следует преимущественно в глубоких и быстрых местах — у мостов, свай, в устьях небольших рек. Только после дождей мироны подходят близко к берегам и отыскивают тут червей, вымытых водой, почему и ловить их следует тут же. Клев их начинается с весны и продолжается до осени (в Западной Европе до ноября), но перед ненастьем, во время хода вверх, а также во время нереста они не берут никакой насадки, но, выметав икру, они ловятся всего лучше. Рыба эта ведет сумеречный и частью даже ночной образ жизни, почему всего лучше ловить ее с поплавком рано утром или под вечер, особенно в ясную погоду, а на донную — даже почти исключительно ночью.

Если место не прикормлено заранее, необходимо как можно чаще менять места: лучше, выудив одну крупную рыбу, переходить немедленно на другое и возвращаться на прежнее через час. При ужении без катушки почти необходимо использовать более крупные крючки с толстым укороченным стержнем, так как обыкновенные крючки крупные усачи часто ломают. Всего вернее сразу берут они на червя, говядину и сыр. Во всяком случае необходимо, чтобы весь крючок был закрыт насадкой.

Клев мирона очень резкий и сильный, и он обыкновенно сразу утаскивает поплавок. При ловле на донную время подсечки узнается по сильной потяжке, следующей после двух, редко трех более или менее сильных толчков; чем крупнее усач, тем эти толчки менее ясно отделены, переходя иногда в один резкий. Мелкий при большой насадке этими толчками и ограничивается. Подсечка должна быть очень сильная, чтобы крючок вонзился как следует в его толстую и жесткую губу.

Почувствовав себя пойманным, мирон обыкновенно стремглав бросается против течения. И это самый опасный момент, так как он может с разбега оборвать леску, если удят без катушки. Иногда усач становится вниз головой, упираясь ею в дно, и стоит в этом положении минуты две, так что никак не сдвинешь его, затем внезапно бросается. Большие плавники и необыкновенная сила делают крупного усача очень трудной и редкой добычей; он представляет на быстром течении еще большее сопротивление, чем сазан одинакового веса, и еще труднее последнего заворачивается в сторону и дает водить себя на правильных кругах, так что с ним приходится иногда возиться по получасу. Вот почему при ужении на обыкновенные удочки выгоднее использовать самые крупные снасти и не особенно церемониться (в пределах благоразумия, конечно), так как рыба эта утомляется очень не скоро, а губы у нее очень крепкие.

Раз усач подсечен как следует, нечего опасаться, что он сорвется. Заметим еще, что ни у одной рыбы не замечается таких частых случаев т. н. фальшивого клева и ни одна не попадается так часто за брюхо и другие части тела, как усач. Объясняется это тем, что он держится на самом дне, подобно пескарю, ползая, задевает брюхом насадку и, слегка зацепив за крючок, погружает поплавок или качает кончик удилища; следует подсечка, и усач оказывает, как и следует ожидать, еще большее сопротивление, чем попавшийся за губу. Вероятно, большая часть срывающихся миронов бывает подсечена именно таким образом. При ужении на донную с глиняным шаром, в котором заключается прикормка, фальшивый клев замечается сплошь и рядом.

Усач очень живуч и, будучи вынут из воды, может прожить без воды, в сырой траве, до пяти часов. Мелкие усачи составляют отличную насадку для сомов.